Фэндом: Бесобой
Автор:
I am AbsolemПерсонажи: Яна, кот!Балор
Рейтинг: G
Категория: Джен
Жанры: Ангст, Повседневность
Размер: Драббл, 2 страницы
Описание: Ей бы задуматься, почему так тяжело смотреть ему в глаза, но ей не нужны новые вопросы, опасности и сомнения; она хочет просто иметь кого-то рядом. Данила с Чёрным Псом отсутствуют, и кот – единственный, с кем она может согреться, поделиться своей не вымещенной любовью. Неважно, что на дне его вертикальных зрачков – смесь ненависти, отвращения и презрения. Может, эмоции животных расшифровываются не как человеческие.
читать дальшеКвартира Пса захламленная, так что несведущий гость, к тому же, заранее не подготовленный к визиту к мастеру татуировок, волей-неволей подумает: «Тьфу ты, бес попутал, занесло куда-то не туда! Что за чердак?» Однако Яна не привередливая, да и беспорядок не доставляет ей неудобств, хотя, конечно, она бы с ним поборолась, знай, какие вещи трогать можно, а какие нельзя. Она находит своё пристанище – временное или постоянное? – уютным: оно приятно душное, плотное, крепкое, небольшое, но вьющееся, как лабиринт. Для Яны оно крепость: проходя по коридорам, она чувствует, словно перенеслась в средневековый неприступный замок, который осаждай катапультами и несметными войсками, не осаждай, результат один – ни царапины. В четырех стенах ей хорошо; она уверена, что никто сюда не проберется, никто не извратит её разум, не изнасилует изнутри, заставив подчиняться чужим желаниям – беспрекословно, без права на отказ… стены увешаны древними символами, бесполезными на первый взгляд мелочами, и для Яны они – гарантия. Ей самой неизвестно, чего именно, но она любит их искренне и неподдельно, а иногда почти видит, как они светятся в полутьме. И это – что-то вроде знака. «Ты своя, девочка, ты своя».
Ей нравится сворачиваться в калачик на диване, укутываться в пропыленное, но толстое и тёплое одеяло, утыкаться лицом в подушку и обнимать гибкое пушистое кошачье тело. Кот своевольный, дикий, в руки даётся с трудом, но стоит почесать его под подбородком – мигом расслабляется, становится покорным, урчит, как крошечный моторчик. Для Яны это своего рода традиция – вылавливать его на ночь глядя, забираться на облюбованное спальное место и погружаться в царство Морфея, убаюканной мелодией кошачьего удовольствия.
Ей бы задуматься, почему так тяжело смотреть ему в глаза, но ей не нужны новые вопросы, опасности и сомнения; она хочет просто иметь кого-то рядом. Данила с Чёрным Псом отсутствуют, и кот – единственный, с кем она может согреться, поделиться своей не вымещенной любовью. Неважно, что на дне его вертикальных зрачков – смесь ненависти, отвращения и презрения. Может, эмоции животных расшифровываются не как человеческие.
Без него спать она уже не в состоянии. И, как назло, сегодня его нет. Кот улепетнул куда-то, спрятался – за креслом, в шкафу или ещё где. Словно растворился. Яна перерыла всю квартиру, ненароком сорвала пару листов и поспешно вернула их, пригвоздив острыми кнопками и понадеявшись, что не ослабила защиту. Ни следа. Словно он был реалистичной галлюцинацией.
У Яны сосёт под ложечкой: будто её снова дурит кто-то, сводит с ума, чтобы занять её место. Она нервничает, кусает губы, у неё трясутся руки, и с час она жалобно зовет: «Кис-кис-кис!». Тишина. Сердце падает в пятки, на глаза наворачиваются слёзы. Неужто вылез через окно? Нет, окна плотно заколочены, дабы не образовывать дыр в обороне…
Она успокаивает себя тем, что сбежать из квартиры Пса можно только через дверь, а дверь заперта на все замки. Она её не открывала – ни в себе, ни вне себя. Значит, кот свил себе гнёздышко вне пределов досягаемости. Проголодается – выползет.
Доводы вполне логичные и убедительные, но спать Яна отправляется взбудораженная и взволнованная. Когда сон не идёт, она не удивляется – только откидывает одеяло, задыхаясь от жары.
Звуки слишком громкие. Тьма слишком яркая. Диван впервые за месяцы, проведенные здесь, слишком жесткий и узкий. Простыня опутывает руки и ноги, не позволяя вырваться. Яна почти плачет – всё накатывает разом, рвёт на части. Она вжимается в спинку, обнимает колени, впивается взглядом в древние символы с пустой надеждой, что они избавят её от страданий. В неё никто не проникает, она умеет определять, когда кто-то оттесняет её сознание, хоть и не может ничего противопоставить. Просто что-то ломается в области сердца. Кота нет – и это то же самое, если бы кто-то выгрыз из неё изрядный кусок плоти.
По коже бегут мурашки, волосы встают дыбом. За окном гудит вечно бодрствующая Москва, вливается в квартиру сквозь стёкла и символы. Она неумолима, она страшнее, изворотливее бесов; по потолку и полу мелькают лезвия света, воздух разрезают истеричные вопли сигнализаций и сирен, далёкий рёв ночных рейсов. Окна, кажется, дрожат, норовя треснуть и разлететься тысячей осколков в любой момент. Яна всхлипывает, зажмуривается, шепчет обрывки некогда выученных молитв – совершенно бесполезных, откровенно говоря, - и уповает, что это просто приступ. Не тот, одержимости. Паранойи или, может, тревоги. Ей ведь не зазорно, да? После всего пережитого?
Яна не любит плакать, однако она слабая, и слёзы текут сами. Ей хочется выть, звать на помощь Данилу, просить совета у Чёрного Пса, но она затыкает рот ладонью и тщетно пытается разогнать туман мечущихся мыслей.
Мимолетно мелькает: «Надо найти таблетки». Но духа, чтобы подняться и добраться до кухни, не хватает.
Кот появляется, как призрак – беззвучно, подкрадывается со спины, цепляется за колготки и полосует её когтями по щекам, оставляя длинные кровоточащие царапины. Яна прозревает; пелена спадает с век, боль впитывается в нервные окончания – сильная ровно настолько, чтобы отрезвить. Она недоуменно тянется к полосам – на ногтях оседают алые капли; кот фыркает, соскальзывает и лоснящимся клубком устраивается у нее на щиколотках, сверкая ядовито-зелёными глазищами.
Сердцебиение унимается, Москва со змеиным шипением отползает, заполоняя квартиру Чёрного Пса тишиной. Яна дышит тяжело, как после десятикилометровой пробежки, а кот укрывает морду лапами, словно стыдясь.
Яна улыбается и заворачивается в одеяло, не шевеля ногами, чтобы не тревожить питомца. Он дёргает хвостом, и ей становится блаженно тепло.
На дне его зрачков – не презрение, а укор. Даже, наверное, не в её адрес, а в его собственный, и это определенно прогресс. Отъезд Данилы и Пса больше не лежит на плечах мёртвым грузом – одну её точно не бросят.